«Маму больше люблю. Только папе не говорите». Хабиб побывал на Первом канале

«Чемпионат»

«Маму больше люблю. Только папе не говорите». Хабиб побывал на Первом канале
Лучшие моменты первого большого интервью Орла после победы над Макгрегором.

13 октября 2018, 23:55

Бокс/ММА
/ ММА

Хабиб пришёл на Первый канал. Нурмагомедов вошёл в студию программы «Эксклюзив» под песню Сабины Саидовой «Мой Дагестан». Эта композиция сопровождает его выход к октагону.

— Чуть волнуюсь, — замялся поначалу Хабиб. – Приветствую всех.

— Не верю, что ты волнуешься, — удивился ведущий Дмитрий Борисов, — после встречи с Конором в той клетке.

— Это вам так кажется. Всё, что происходит в клетке, со мной происходит каждый день в зале. А происходящее сейчас – непривычно. Но потихоньку привыкаю.

— Удалось хоть немного отдохнуть и подумать о чём-то другом?

— Хотелось бы часов пять вздремнуть. Почти не удалось поспать после боя: перелёты, встречи. Но надо терпеть. Как сказал мне мой американский тренер Хавьер Мендес: «Если ты устал от этого внимания и камер повсюду – просто проиграй».

— Строго.

— Да. Он ещё сказал: «Заткнись и тренируйся». Но этот подход действует.

— Как родные поздравили? Как они смотрели?

— Все сказали, что сильно переживали. Отец плохо перенёс. Я ему говорю: «А что ты нервничал, я же всё под контролем держал?». А он мне: «Ты не поймёшь. Вот когда твой сын будет выступать, ты вспомнишь и осознаешь». Наверное, отец прав, и через 20 лет я узнаю, как это.

— Где сейчас твой чемпионский пояс?

— В гостиной или в зале. Точно не помню, но дома.

— Да, я сказал UFC – если я нарушил правила, сажайте меня, но отдайте заслуженный пояс. Я сделал то, что должен был внутри октагона – выиграл у соперника в честном бою, один на один. На не 30 на 1, когда они напали на автобус. Они сказали мне, что должны позаботиться о моём здоровье. Не могут надеть пояс в октагоне. Мне отдали пояс уже за кулисами. Конечно, это не так сладко, как если бы его вручили в зале, при всех. Но пояс со мной, он в надёжных руках. Не беспокойтесь.

— Ты говорил, что готов даже отказаться от гонорара. Это так?

— Я больше того скажу: деньги для меня вообще не главное.

Про Путина

— Это большая честь, когда Владимир Владимирович вас поздравляет лично и оценивает труд — не только мой, но и труд моего отца. Мы с отцом провели в зале не меньше 25 лет. Помню себя с пяти лет, хотя отец говорит, что я ходить научился в зале, а это примерно в два года случилось.

Про медведя

— Отец Конора, посмотрев видео с медведем, сказал, что моего отца надо посадить в тюрьму за то, что он заставлял меня бороться со зверем.

Отец рассказал Владимиру Владимировичу на встрече — когда спросил меня маленького, буду ли я бороться с медведем, я уточнил: «Кусаться не будет?» Отец на это ответил: «Ты тоже кусай, у тебя тоже есть зубы». Лично я это смутно помню, но примерно так у меня вся жизнь и прошла — в конкуренции, в зале. Когда ты конкурируешь с сильными ребятами, которые тоже преследуют цель стать лучшим в мире, то или становишься лучше, или ломаешься. Где-то посередине быть не можешь. Так что это видео с медведем отражает всю мою жизнь.

Что касается более свежего видео со мной и медведем, то это уже был другой медведь. Я не знаю, где тот, но тот боролся лучше, валил меня. Думаю, если бы это был тот медведь, то он был бы намного больше. Не думаю, что я к нему подошёл бы. Медведь — это практически символ нашей родины.

Про сына

— Думаю, сын пойдёт по моим стопам. Когда я пришёл домой, увидел, как он уснул на моём поясе. Думаю, это хороший знак. Он уснул, прихватив пояс, хотя ему и годика нет. Не думаю, что он понимает, что он делает, но приятно.

Честно говоря, я бы не хотел, чтобы сын прошёл через то, что я прошёл. Это профессиональный вид спорта, опасный. Многие не видят, что происходит внутри, не знают, сколько у меня было операций на колене, спине, рёбрах. Полтора-два года назад я чуть не умер, когда сгонял вес. Ты вроде профессиональный спортсмен, но одновременно почти инвалид, играешь на грани. Я бы хотел, чтобы он скорее занялся олимпийским видом спорта, чем профессиональным. Олимпийский — это бокс, дзюдо, вольная борьба, а там дальше посмотрим.

Про Конора

— Понял, что сломал Конора, когда у нас была дуэль взглядов. Обратите внимание, куда я смотрел и куда смотрел он. Конор не смотрел мне в глаза. Человек может говорить что угодно, но, когда становишься лицом к лицу и смотришь в глаза, то можешь понять, что там внутри происходит. Он как бы смотрел мне в глаза, но я чувствовал, что он смотрит в область между глаз, туда, где нос начинается.

Так ни разу в глаза он мне не посмотрел. На всех пресс-конференциях, на взвешивании и открытой тренировке — чем ближе к бою, тем больше он ломался. Когда я вошёл внутрь клетки, посмотрел на его состояние, то повернулся и сказал, что он уже сломлен. Мне брат говорил: «Ты об этом не думай, настраивайся». Я ответил: «Говорю это так, чтобы ты меньше волновался».

Про популярность

— Нельзя не отдать должное Конору — он очень популярен. До боя не думаю, что я был столь же популярен, как он. Если сопоставить нас как спортсменов, то я уже доказал, что лучше него. Не знаю, насколько сейчас мы популярны, но до боя он точно меня в этом превосходил.

Про автобус

— Этот инцидент с нападением на автобус вызывает у меня очень много вопросов. В 2014-м мы с ним переписывались, нормально общались. Если бы он хотел меня найти из-за конфликта между командами, тогда почему не смог дальше написать: «Ты перешёл какую-то грань, нам нужно выяснить отношения». И раз ты прилетел на разборки, то зачем взял камеру?

Пиар-команда с ним ходит и снимает всё на камеры. Дело было в Barclays Center — очень большом центре. Откуда они могли знать, где именно мы находились? И почему они вообще зашли на арену? Когда заходят 20-30 возбуждённых мужчин на арену, работники UFC должны сказать: «Подождите-ка, сюда 30 человек зашли, Конор никакого отношения к мероприятию не имеет». Работники UFC ведут их по лифту — туда, где находится наш автобус. Многие могут подумать, что я спортсмен, но я хорошо образован, мозги у меня хорошо работают, за 15 лет карьеры ни одного удара по голове не пропускал.

Про драку после UFC 229

— Вы знаете, орлы в клетке не сидят. Они должны летать. Когда они выходят на охоту, то у них нет такого — чуть-чуть поохотился и всё. Это была настоящая охота, и я предупреждал UFC — 6 октября скажу всё, что у меня накопилось. Я их сразу предупредил — пусть будет больше охраны. Вот эти все люди, на которых я прыгнул, продолжали оскорблять меня. Я подумал про себя: «Вот он три раза постучал и теперь думает, что всё закончилось?» Хотел чуть-чуть дать этой команде знать, что в России такое не прощается и за каждое слово надо отвечать.

Заранее сто процентов не знал, как и что будет после боя. Начнём с того, что я не знал, выиграю или нет. Конечно, я был уверен в своих силах, но никогда не знаешь, что может произойти. И провокаций от них не ждал. Когда выиграл у него, увидел его команду. Знаете, я тоже человек, у меня есть эмоции, чувства. Эмоции и чувства были задеты, и я хотел дать понять, что они не должны этого делать.

Я сделал обращение на пресс-конференции, что медиа меняет эту игру. Из-за их позиции становится больше людей, которые говорят мусор. Больше людей стараются оскорблять, говорить непристойные слова, переходить ту линию, которую ты не можешь переходить. Я сказал, что мы должны всё изменить, должна быть здоровая конкуренция. Ты выходишь с таким же атлетом, который также стремится стать чемпионом, так конкурируй, а после боя пожми ему руку.

У меня до этого боя было 26 боёв, и ни один соперник не ушёл от меня, не пожав руку. Я и после боя с ними общался, и когда мы где-то видимся, то тоже очень тепло общаемся, желаем друг другу удачи. Но этот инцидент вышел за рамки. Эти рамки я не нарушал. Как нам сказал Владимир Владимирович, когда на нас нападают извне, мы все можем летать. Это то же самое.

Про сгонку

— Перед боем с Макгрегором я спал так хорошо, как никогда прежде. Знаете почему? Потому что за сутки до этого вообще не спал. У меня была очень серьёзная сгонка веса, я сделал вес за семь часов до взвешивания. У меня были приступы, меня рвало, хотя ничего не было внутри. Ну очень плохо себя тогда чувствовал. Я бы это, наверное, не рассказал, если бы проиграл, поскольку это звучало бы как оправдание. Всё хорошо, всё позади, но на самом деле мне было очень плохо.

Про отца

— У меня всегда в жизни была цель — сделать так, чтобы отец был доволен. Он меня никогда не хвалил, и я всю жизнь пытался получить его похвалу. Для меня это было всё. Бой с Конором — не исключение. Самое большое наказание было для меня тогда, когда он меня просто игнорировал. Когда я допускал какие-то ошибки, он мне переставал уделять внимание — говорил мне пару ласковых, а следующая неделя у меня тяжело проходила. Мы ведь дома вместе, в зале вместе, постоянно вместе, и мне не хотелось видеть недовольного отца.

После всех пресс-конференций, взвешиваний он мне сказал: «Ставлю тебе пять, и сегодня я понял, что ты вырос». После боя было чуть по-другому: оказывается, я поспешил. Он сказал, что надо было по-другому себя вести. Полностью с ним согласен, но если меня спросят, сделал бы я это ещё раз, — думаю, что да. Но если мне напомнят, что отцу 55 лет, то я не знаю, как отвечу на этот вопрос. Есть такая пословица: дай бог, чтобы вы не остались без старшего, который бы вам подсказывал. Мне с этим очень сильно повезло, отец всегда был рядом. Может быть, у нас были более способные мальчишки, просто у них не было таких наставников, как мой отец.

Про возможный уход из UFC

— Я высказал свою позицию UFC. Ты идёшь на войну, и человек, который идёт за тобой, пострадал. Мы выиграли войну, я иду домой и ложусь спать, а кто-то пострадал. Нет разницы, в тюрьме он или в больнице. Просто сидеть дома после такого — это не по-мужски, это не то, что у меня в душе. Я им сказал: «Если вы хотите Зубайру исключить, уволить или что-то ещё, то сто процентов потеряете и меня». У мужчины не всегда бывает шанс себя проявить, показать себя с той позиции, которая у тебя есть в душе. В наше время вообще тяжело оставаться мужчиной.

Они уже ведут переговоры насчёт моего нового боя, а я им сказал:

«Нет-нет-нет, подождите. Вы мою команду наказали и хотите, чтобы я с вами какие-то переговоры вёл? Такого никогда не будет! Мы сперва сделаем так — у моей команды всё будет хорошо, потому что мы это не начали, а закончили, не путайте. Мы самбисты, то есть защищаемся без оружия, и мы вышли против таких же ребят — подготовленных, профессиональных, отстояли свою честь. Теперь вы оплачиваете им гонорар, оправдываете, отправляете домой, а все наказания ложатся на нашу команду? Такого никого не будет. Если вы такими вещами занимаетесь, мы в этом не принимаем никакого участия. Занимайтесь своими делами и мне не звоните насчёт следующего боя. Пока не решите проблемы моих братьев, вообще не звоните мне».

Про последствия

— Подставил остальных россиян? Я полностью отдавал отчёт своим действиям. Шёл на этот поступок, зная, что будут последствия, штрафы. Я очень хорошо читал правила атлетической комиссии штата Невада. Извиняюсь, что честь у меня стоит на первом месте, она для меня важнее, чем правила и деньги. Ну что мне делать? Такой я человек.

Вы знаете, что за последние 12 лет — до подписания моего контракта с UFC в 2011-м — ни одного человека из России там не было. На тот момент это вообще казалось невозможным. Когда меня «подписали», все наши и их эксперты, тренеры, бойцы смотрели — идёт российский боец с 16-0, приезжает в лучшую организацию мира. Давайте посмотрим, как он здесь выступит, и по нему будем оценивать других оттуда. Почти семь лет я представляю нашу страну без единого промаха, выиграл все бои и всегда себя показывал с достойной стороны, показывал нашу культуру, наши ценности. Один раз, может, оступился. Я извиняюсь.

Про маму

— Хотел бы сказать болельщикам большое спасибо. Я почувствовал очень большую поддержку. Когда выходил на бой, то об этом и думал. На меня была направлена камера, и я знал, что через эту камеру миллионы людей на меня смотрят и ждут победу. Это очень сильно мотивировало, и думал про себя: «Я же до конца пойду, клетка закроется — и самое главное сделаем». Подошёл, посмотрел на соперника. Увидел внутри соперника, готового сломаться. Кто-то скажет — он понтуется, но я его нашёл сломанным.

Когда я выходил туда, то в раздевалке брату сказал: «Мастерку сними». Он говорит: «Зачем? В зале же холодно будет». Я ему: «Холодно будет только тому, кто стоять будет, а мы идём не только на бой, мы идём на войну». Примерно с таким настроем я выходил а бой.

Всегда говорят «папа-папа-папа». А я хочу сказать, что маму-то я люблю больше, чем папу. Только, пожалуйста, папе это не говорите.

Источник